Как мы жили в 70-е годы: «Армейские командиры: знатоки Пушкина, короли отборного мата и пьяных потасовок»

Этот материал вологжанина Алексея Сальникова -  уже четвертый по счету. В предыдущих трех радиожурналист родом из архангельского Вельска рассказывал читателям о том, как 52 года назад начиналась его армейская служба в войсках связи Вооруженных сил СССР. В этом году он отмечает не только пятидесятилетие своего армейского «дембеля», но и собственное 70-летие - 18 июля. Особо отметим феноменальную память автора: многие ли помнят спустя столько лет фамилии, имена и места рождения своих знакомых?.. Этот рассказ – о руководстве батальона, в котором служил Сальников.    

Не знаем как вам, нам же приведенная ниже «портретная галерея» армейских чинов-персонажей времен СССР показалась достойной пера Салтыкова-Щедрина и Гоголя). 

- Что касается командования батальоном, то начать придется с капитана, хотя начальником штаба был майор. Значит, комбат был поставлен на должность с расчетом на повышение в звании. 

Офицеры батальона. Кто они? Нетименко Александр Григорьевич – командир батальона, капитан. Было ощущение, что он как-то не привык еще к своей новой должности. Видно, недавно был назначен. Плотно общаться с ним во время службы, слава Богу, не пришлось. Со слов его водителя Олега Коровкина, комбат любил быструю езду. И все же однажды отреагировал на его лихачество:

 - На поворотах сбавляй! – хмуро произнес он.  Было это на одном из оживленных перекрестков Архангельска.

Я уже писал о явлении в армейской жизни, похожем на проявление демократических принципов, – о выборах на должность хлебореза. С личностью нашего комбата связана тоже «демократическая» история. В  1973 году проходили в Архангельске местные выборы. В числе других кандидатов, как узнал позднее, был и наш комбат. Основной «электорат» его составлял наш батальон. Приезжали два прапорщика и к нам на ЗКП. Едва проснувшись, мы опустили бюллетени в урну. Я даже не помню, за кого мы проголосовали. Позже, приехав в батальон, я узнал, что комбата на выборах бойцы прокатили! Правда, потом его, конечно, избрали. Наверное, по другому округу, потому что к нам для повторного голосования никто не приезжал.

Немного пообщаться с комбатом мне пришлось уже в Вологде на одном из собраний ветеранской организации города. С изумлением увидел, что рядом со знакомым мне Владимиром Александровичем Амбарцумяном стоит Нетименко! Подошел, поздоровался, назвал себя: 

- Я служил под вашим началом в 1971-1973 годах! 

Он, конечно, и не мог вспомнить меня, но невозмутимо ответил: 

- Как интересно! А я вот встретил своего командира - и показал на Амбарцумяна. 

Потом рассказал мне, что в Вологду переехал, когда завершил службу. Поводом для переезда стало то, что здесь уже давно живет его дочь. Больше мы не встречались. 

Варшавский - начальник штаба батальона, майор. Единственный из командиров выглядел интеллигентным человеком. Однажды на общем построении батальона  процитировал стихотворение Пушкина «На холмах Грузии лежит ночная мгла, лежит Арагва предо мною…». Мой друг Олег Коровкин (в ту пору - водитель командира батальона) продолжил: «Мне грустно и светло, печаль моя светла, печаль моя полна тобою». Оба были изумлены: майор тем, что кто-то помнит Пушкина, боец тем, что майору не чужда поэзия. Вместе с тем был требовательным, но не по-начальнически, а как-то по-человечески. 

Гусельников – капитан, замполит батальона. Во время одной из лекций о международном положении в актовом зале батальона бойцов разморило, особенно - молодых. Вообще-то, в армии в первые полгода спать хочется везде. Особенно на занятиях, где приходится сидеть, а не двигаться. Вот и под лекцию о международном положении, о гнусных НАТО и США, о миролюбивом Варшавском договоре, о неустанной борьбе СССР за мир во всем мире головы бойцов стали неуклонно склоняться, кто-то заснул через 10-15 минут, кто-то еще через 20 минут отчаянно сопротивлялся, периодически кивал, будто соглашаясь с замполитом. Тот же понял, что пора роту привести в чувство. Метод, как я понял, был уже проверен за долгие годы службы на сотнях защитников родины.

 - Кто спит, ВСТАТЬ!! – раздалась команда. Сработало! Но не на всех. Встали те, кто только дремал, борясь со сном. Заснувших же основательно разбудили уже взбодрившиеся однополчане.  

Гулюк Геннадий Дмитриевич - командир нашей роты. Мы обращали внимание, что ходил наш командир с летными эмблемами на мундире. Не знаю, правда это или нет, но рассказывали, что в связь капитан был переведен после неприятного случая в летной части, где он служил до этого. Там перед  взлетом на одном из самолетов сработала катапульта. Капитан Гулюк руководил службой подготовки самолетов к полету. Уже в 80-е я встретил Гулюка в Вологде. Он меня, конечно, не узнал. Да и я понял, что передо мной - мой командир, уже после того, как мы разминулись. Было это в центре города около 1-й музыкальной школы.

Балдуев – лейтенант. Служил в третьем – кабельном  взводе. Совсем молодой, не умел поставить себя перед бойцами, а потому они были с ним запанибрата. Однажды его жена пожаловалась на него командованию части, на что получила ответ: 

- Семейные дела – это не наша забота. 

С удовольствием Балдуев уезжал и на учения, и на практические занятия (читай: пьянки) с «партизанами». Года через полтора после моего дембеля Валера Васильев сообщил мне, что Балдуев поменял свою фамилию на фамилию жены:  стал Соболевым. Судя по-всему, к миру в семье и благополучию на службе это не привело: лейтенант сделал попытку самоубийства, но его спасли. После этого он из армии уволился. 

Бахирев – старший лейтенант, начальник  секретной части, где я служил. Бороухин – старший лейтенант. Единственный офицер, которого я знал еще до прихода в армию: он принимал экзамены по азбуке Морзе в Вельске после окончания курсов при ДОСААФе. К тому же именно Бороухин был тем «покупателем», который пришел в знаменательный день на сборный пункт за пополнением. Потому приятно было встретить в армии хоть одно знакомое лицо из начальников. Служил он, правда, в другом взводе, поэтому по службе мы не пересекались. Один раз, когда он был оперативным дежурным, я стоял на посту у знамени части. Бороухин зашел на пост с проверкой. Пошарил за тумбой, в которой стояло знамя, выгреб оттуда кучу мусора и удалился. Никаких претензий мне не было  высказано, но я чуточку струхнул: вроде как по уставу не должен был никого к святыне части допускать.  Старлей «навел порядок» и ушел. 

В армии у него была кличка «кикиво юноша». Откуда она появилась, осталось для меня непонятно. Те, кто, кто это утверждали, говорили, что именно так он обращается к бойцам. Мне услышать этот его оборот не пришлось. Неожиданно встретил однажды его уже в Вологде в звании капитана, выходящим из подъезда дома, где жил мой брат. Понял, что, видимо, там же жил кто-то из его родственников.

Грищук – старший лейтенант, командир второй роты. Крупного телосложения, с зычным голосом. Кривошеев – старший лейтенант, сотрудник секретной части. Спиридонов, старший лейтенант, командир взвода 2-й роты батальона.  Вид типичного держиморды: узкий лоб, узкие маленькие глазки, выдвинутая нижняя челюсть, богатырское телосложение, высокий рост. До определенного времени любил неожиданно появляться в роте. Особенно по вечерам. Пока не произошел такой случай. Изрядно набравшись, Спиридонов сразу после отбоя пришел в роту и попал на традиционный отбой для «стариков». Перед отбоем «старики» назначают кого-то из молодых для сигнала: после того, как офицеры уйдут из роты, он должен громко крикнуть «Старики, день прошел!». Дружный хор стариков громко отвечал «Ну и … (хрен) с ним!». Это считалось сигналом отбоя для всех. А в этот раз после отзыва в роту ворвался Спиридонов: «Кто кричал!?..» Он рывком поднял с кровати одного из «стариков». Им оказался рядовой Юношев. Началась потасовка, которая не предвещала щуплому и малорослому Юношеву ничего хорошего. «Старики» вступились за бойца, повалили Спиридонова на пол и связали его. Потом увели разбушевавшегося офицера к оперативному дежурному. Какие были последствия для держиморды Спиридонова, мне неизвестно: я тогда находился уже в лесу, на ЗКП.

Фастивец - лейтенант, замкомандира нашей 1-й роты. Жуткий матерщинник, но настойчиво – «с усердием, достойным лучшего применения» - старался изжить этот порок у бойцов роты. Услышав, как солдаты матерятся, давал команду: 

- Вы что! Прекратите! Чтобы я (на автомате следовала известная реплика, рифмующаяся с «раздватрипять») этого никогда не слышал! Конечно, такие «воспитательные меры» никакого действия не имели.

Честнейшин Павел Евгеньевич – лейтенант, замполит роты. Родом из Устьянского района. Наверное, пошел  армию для карьерного роста. Но не такой оказался у него характер:  ни командирского голоса, ни молодцеватой выправки, чрезмерное почтение к начальству и какая-то боязнь перед подчиненными. Некоторые бойцы откровенно над ним издевались, а он этого не понимал. По его заданию по памяти составил список руководителей стран народной демократии. Список оказался полным, чему я сам удивился. По рассказам Саши Пугина, с армией у Честнейшина не сложилось: стал выпивать. И много.