Как мы жили в 70-е годы: «Неужели таких хлипких мальчиков берут в армию? В чем только душа держится!»

В предыдущем материале о службе в рядах Советской Армии вологжанина Алексея Сальникова мы писали тут. 

Текст-отрывок из будущей книги автора получил немало откликов. И скажем вам, что из памяти, как и из песни, слова не выкинешь. Все было в армии СССР – и дедовщина, и хохмы. Конечно, вашему вниманию предлагается не похождения бравого Швейка и уж тем более - не «Война и Мир». Но – что было, то было. Автор пишет о былом (а прошло уже ровно 50 лет со дня его демобилизации). Восемнадцатилетним мальчишкой был призван Алексей в ряды Советской Армии. Из интеллигентной семьи родителей-фронтовиков, которые после войны всю жизнь учительствовали в родном архангельском Вельске, будущий журналист пришел в ряды вооруженных сил наивным, честным и юморным.

Несомненно, восприятие армии начала 1970-х лет в его изложении кажется очень любопытным.

- Пусть не смущает вас на фото мое ветхое гражданское одеяние: все советовали надеть что похуже, ибо непременно одежда «пропадет». Каково же было мое изумление, когда перед облачением в военную форму нам выдали мешки, куда велено было «сложить гражданку» и на мешке написать домашний адрес.

 - Отправим! – заверил старшина. – Нам здесь не нужны ваши обноски! 

После такого заявления я не только изумился, но даже появилось чувство уважения к отцу-командиру за заботу, за доброе отношение к молодым бойцам. Еще больше я изумился, когда через несколько месяцев, а то и через год обнаружил этот мешок в каптерке. Почему он все-таки хранился столько времени? Что было причиной, что его забыли послать, но не выкинули? Это так и осталось тайной для меня. О второй фотографии. (Оба фото было опубликовано в первом материале – РЕД.) Это «выставочное фото». Китель, рубашка, галстук и фуражка - были одни на всех! Помнится, рубашка была далеко не первой свежести…  Да, и на эмблемы в петлицах вы, наверное, обратили внимание: не войск связи, а автомобильных войск. Старый не только армейский принцип – и так сойдет! Главное – боец в «парадке», бодр, взгляд осмыслен - родные будут довольны.

Как для любого новобранца первое подразделение, в которое я был определен, учебный взвод. Знакомство с порядком в части, с уставами, строевая подготовка – все как у всех. Взвод наш должен был научиться выглядеть настоящей боевой единицей, не просто ходить строем, но делать это с энтузиазмом, даже весело. И неожиданно для себя я стал запевалой. Шагали мы не только под новую и ставшую сразу популярной песню «Через две зимы». Я предложил для строевой любимую песню моей мамы, прошедшей фронт: «Махнем не глядя» из кинофильма «Щит и меч». Ну, и понятно, что эту песню я запевал с особым удовольствием. Одобрена сержантами эта песня была еще и потому, что там есть такие слова: «Вот потому-то, наш родной гвардейский корпус, сто грамм с прицепом надо выпить за тебя».
Занятий в учебном взводе было много. Причем не столько по специальности – прием-передача азбуки Морзе. Зубрили уставы, но командиры, видно, понимали, что в армии не столь усердный в учебе коллектив, а потому в редких случаях спрашивали положения уставов наизусть. Отбой – подъем за 45 секунд  это в армии святое дело. «Отбиваться» научились быстро. Для некоторых, в том числе и для меня затруднительной оказалась физподготовка. Правда, я поначалу показывал «обнадеживающие» результаты: сержанты, увидев, как я на перекладине раскачиваюсь, отметили: - Подъем переворотом, ты, скорее всего, научишься делать раньше всех! Меня ставили в пример. А я просто хорошо запомнил со школьных уроков физкультуры (спасибо Энгельсу Федоровичу Лопатину!), как надо начинать раскачивание: подтягиваешься и выбрасываешь ноги вперед. Сразу получается резкий мах.

Получалось очень эффектно! Но дальше «фирменного» раскачивания дело не пошло. Так же, как не сложилось и с выходом силой на перекладине. Что касается бега, то тут тоже помогла школьная физкультура. Был не в лидерах, но в твердых середняках. И потом – зимой, когда мы уже соревновались в лыжных гонках, был не из худших. Правда, удручало, что гонки проводились на ровной поверхности Двины – ни тебе горочки, ни спуска. Особенно тяжко было ленинградцам: не было у них опыта ходьбы на лыжах. Однажды боец Зиновьев на финише, придя едва ли не самым последним, был готов к обмороку: упал, задыхался. Но, слава Богу, скорую вызывать не пришлось.

За все время службы мне удалось (или посчастливилось?) ни разу не выстрелить из автомата. Наверное, все знают, что стрельбы – это обязательная процедура перед принятием присяги. В ноябре же, когда близился этот торжественный акт, в батальоне разразилась настоящая эпидемия гриппа. Актовый зал был превращен в большую больничную палату. Помню, как во время очередного осмотра на меня с удивлением посмотрела врач и не удержалась от риторического вопроса: 

- Неужели таких хлипких мальчиков берут в армию? В чем только душа держится. 

Но я выздоровел достаточно быстро. И все же, как и другие заболевшие новобранцы, был вынужден пропустить стрельбы. Чем, кстати, после армии гордился. Автомат, конечно, приходилось чистить, но - больше исполняя обычную ежемесячную процедуру. Через какое-то время – полгода или год – в роте появился еще один боец по фамилии Сальников. Вот тут началась, мягко говоря, неразбериха: в какое-то время мой автомат был записан на моего однофамильца. Правда, когда меня перевели на ЗКП, отпала  обязанность чистить оружие. 

В армии я исполнял не только свои прямые обязанности радиотелеграфиста. Где-то в середине 1972 года в батальоне решили поменять хлебореза. Боец Кокорин, который исполнял эти обязанности, в чем-то провинился – то ли слишком открыто оказывал предпочтение ровесникам по призыву, одаривая их маслом и сахаром сверх нормы, то ли вступил в конфликт с офицерами и сверхсрочниками, которые не гнушались по утрам завтракать в солдатской столовой. Во все времена - и сейчас тоже! – в таких случаях говорят: проворовался. Правда, что там красть – хлеб? Масло? Сахар? А, может, просто в части было принято периодически менять бойцов на этом хлебном в прямом смысле месте. О том, что объявлен конкурс на должность хлебореза, я узнал не сразу. В то время я дневалил у «партизан». Партизаны, если кто не знает, - это призванные на переподготовку гражданские, находящиеся в запасе. Те, кто отслужил срочную лет 5, а то и 10 назад. Их одевали в полевую форму образца 60-х или даже 50-х годов. Наверно, чтобы сразу отличить, когда они выходили за пределы части. Режим в этом подразделении был для «партизан» почти свободный: редкие политзанятия, теория и практика по специальности. Выезды на практику зачастую превращались в масштабную пьянку. В мои же задачи входило поддержание чистоты в казарме и накрывать столы для «партизан» в завтрак, обед и ужин.

Служба, как понимаете, если не мед, то сахар уж точно. Это почти свободное существование, в то время как остальные бойцы живут строго по расписанию: наряды,  учеба – от специальности до шагистики на плацу, дежурство на узле связи.

Вот в это время я и узнал, что назначены выборы нового хлебореза. Когда и как проходило голосование, я не знал, так как в роте почти не появлялся. Да, собственно не особо и интересовался. А вот результаты удивили: меня выбрали! Как раз для партизан наступил дембель, и я вступил в новую должность. И тоже «не бей лежачего». В обязанности хлебореза входили подготовка к кормежке личного состава (по утрам расклад масла на 250 человек – по 20 грамм на человека, резка хлеба утром, днем и вечером), получение продуктов на складе для приготовления пищи. Раз в неделю относить в прачечную кухонную одежду поваров и тех, кто работал в наряде на кухне. Опять СВОБОДА! Даже с беспрепятственным выходом в город, правда, по строго выстроенному маршруту: прачечная находилась за вологодским кладбищем в 10-15 минутах от батальона. Со временем я приноровился ходить медленнее: интересно же рассматривать надгробия. Тем более, на вологодском кладбище находились участки с могилами мусульман и иудеев,  с захоронениями интервентов.

 В 1972 году кладбище выглядело не таким ухоженным, как сейчас. На памятниках надписи еле читались, ограждение разрушалось и уж, конечно, никаких венков не было. Со временем мой «поход в прачечную» стал длиться почти от завтрака до обеда. Правда, время выхода в прачечную зависело и от того, когда привозили хлеб. Происходило это каждый день после завтрака.

Освоился я на должности хлебореза достаточно быстро. Хотя в моем распоряжении был аппарат, который должен был, наверное, облегчить мне работу по нарезке хлеба на 250 человек, но я быстро пришел к выводу, что это, скорей всего просто игрушка. Дело в том, что хлеб я получал почти каждый день. И пекарни его привозили с пылу с жару, мягкий. Аппарат же был рассчитан на хлеб не первой свежести. Да и не очень устраивала меня скорость нарезки. К тому же мягкий же хлеб он просто-напросто сминал. Обыкновенным острым ножом резать свежий хлеб оказалось гораздо удобнее и быстрее.

 На хлебореза были возложены и обязанности выдавать бойцам праздничный паек в праздничные дни. К государственным праздникам – 1 мая и 7 ноября – к завтраку добавляли печенье и, по-моему, конфеты. И такая же «добавка» полагалась в День части. Этот день приходился на 5 декабря. Если помните, в этот день тогда отмечался и День конституции. Значит, бойцы нашего батальона были лишены еще одной возможности в году получить сладости. И не помню, была ли праздничной добавка 8 марта. Ко времени моей службы этот день уже был государственным праздником, но вот «отмечали» ли мы его нашим большим мужским коллективом, сказать сейчас не могу.

…После хлеборезки я недолго находился в части. Ходил, как и все, в наряды – обычная рутинная служба. Особенно запомнился мне день, вернее, ночь, когда в июне я стоял на посту возле казармы. Этот пост появлялся только летом, почему – не знаю. И выставлялся он ночью с отбоя до подъема. В тот день я попал, наверное, на самую короткую ночь. Заступил ровно в час ночи. А через полчаса наблюдал, как природа просыпается. Как по команде зачирикали, закаркали, запели все птицы, что нашли приют возле нашей казармы. Это было пиршество звуков!

Только ещё раз позже, когда учился в институте, в Москве я наблюдал такое же явление.

Не только, что называется «по назначению», использовали нас офицеры. Один раз собрали небольшую команду для помощи коллеге-офицеру из другой части: надо было спустить его лодку на Двину. От казарм до реки метров 300-400. Запомнилось, как «уважительно» нас встретил хозяин лодки. Первым делом он вытащил из кармана пачку «Казбека» и предложил нам «угощаться». Руки потянули за халявой даже те, кто не курил. Правда, «Казбек», как я потом уяснил, совсем не солдатские папиросы: кислые и очень легкие. Да и по цене они были не для солдат. Но отказываться от дармовщинки несвойственно было тогда советскому солдату. Ровно так же, как сегодня, наверное, российскому. 

Вывозили нас и на работы по благоустройству в центре города – копали какие-то канавы… Или закапывали. Но этом – в следующий раз.