Давно планировали с мужем купить дом за городом, но столкнулись с проблемой, когда об этом узнала свекровь

Мы с Егором шесть лет копили на дом. Мечтали о кирпичном домике с террасой где-нибудь за городом, чтобы река близко и лес. Каждые выходные просматривали объявления, считали бюджет до копейки и даже завели карту, куда втыкали флажки с потенциальными вариантами. А потом нашли его — дом мечты — старую усадьбу с витражными окнами и яблоневым садом. Хозяин, пожилой художник, уезжал заграницу к дочери и отдавал за бесценок. Мы подписали договор, а на следующее утро мне позвонили.  

— Алло, доченька, — это была свекровь. — Егорка сказал, вы дом покупаете?  

Я напряглась. Мы специально не рассказывали ей до последнего — знали, что будет сцена. Свекровь жила в квартире этажом выше нас и считала, что сын обязан быть в шаговой доступности. 

— Пока только договорились, — осторожно ответила я.  

— Значит, правда! — в ее интонации смешались обида и торжество. — И даже не подумали, как я одна тут останусь? Сердце прихватит — кто скорую вызовет?  

Егор, услышав разговор, схватился за голову. Мы договорились: он поговорит с мамой сам. Но она опередила.  

На следующий день она явилась с сумкой пирожков и одеялом «на новоселье». Уселась на диван, сложив руки на коленях, и начала методично разрушать наши планы.  

— Дом в деревне — это вам не игрушки. Зимой печку топить, воду из колодца таскать… Ты же, Егорка, даже гвоздь вбить не умеешь!  

— Мама, там газ проведен, вода, — попытался вставить он, но она махнула рукой.  

— Газ взрывается! Вон в прошлом году у тети Клавы…  

Она говорила час, переходя от опасностей быта к своему одиночеству. Глаза Егора постепенно стекленели. Когда она ушла, он был в замешательстве:  

— Может, правда подождем? Мама не справится одна.  

— Ты обещал, — прошептала я, чувствуя, как разрушаются мечты.  

Свекровь так просто не сдалась. Каждый день звонила Егору на работу, присылала ссылки на новости о грабежах в пригороде. Когда мы приехали осмотреть дом перед оформлением, она уже ждала у калитки.  

— Думала, помощь нужна, — сказала она, заходя в дом. — Ой, крыша прохудилась!  

— Мама, мы все проверили, — Егор взял ее под локоть, но она вырвалась.  

— Проверили? А грибок в углу? Это же легкие потом отвалятся!  

Я смотрела, как ее тень ползет по стенам, заполняя каждый угол. Это было не просто вмешательство — это была битва за сына.  

Вечером Егор молча курил на балконе. Я знала, о чем он думает: о том, как в десять лет остался без отца, а мама работала, чтобы его поднять. Ее страх быть брошенной въелся в него глубоко.  

— Мы можем навещать ее каждые выходные, — предложила я.  

Он повернулся, и в его глазах читалось облегчение, словно я дала ему разрешение выбрать нас.  

Свекровь сдалась только после того, как Егор заплакал. Это случилось, когда она заявила, что переезжает с нами — «чтобы спасти вас от самих себя». Он впервые сказал «нет» и не сдержал слез отчаяния. 

Сейчас наш дом пахнет яблоками и свежей краской. Свекровь звонит ежедневно, спрашивает то одно, то другое. Иногда, глядя на Егора, который возится с камином, я ловлю себя на мысли, что ее тень все еще здесь — в его вздрагивании при звонке телефона, в привычке оглядываться, как будто ища одобрения. Но мы учимся. Постепенно.