Это кто тебе такие букеты дарит, и за какие заслуги? – недоумевала свекровь, когда увидела шикарные цветы на столе

Запах роз и фрезий висел в воздухе густым, пьянящим облаком. Два огромных букета – один, огненно-рыжий, из гербер и лилий, другой, нежный, из белых пионов и эвкалипта – царствовали на нашем скромном кухонном столе. Я любовалась ими, попивая утренний кофе, мысленно благодаря Анну Сергеевну и молодоженов Петровых. Их портреты, моя негромкая гордость и маленький секрет, висели теперь в их домах. 

И тут свекровь пришла нас проведать. Ее шаги, всегда быстрые и решительные, замерли на пороге кухни. 

— Ох, батюшки! — крикнула она. — Что это у нас? Цветочный магазин переехал? Или день рождения у кого? 

Я обернулась. 

— Доброе утро. Нет, просто цветы. 

Она подошла ближе, ее острый взгляд скользнул по роскошным композициям, потом уперся в меня. В глазах – смесь недоверия, любопытства и привычной критики. 

— «Просто цветы»? — Она ткнула пальцем в сторону пионов. — Это кто тебе такие букеты дарит, Леночка? И за какие, прости господи, заслуги? Тащить их сюда, на кухню? Пыльца везде, вода капает… Порядок должен быть! 

Всегда так. Любая моя радость – мишень. 

— Мам, ну что ты… — раздался голос мужа, Сережи. Он стоял в дверях. — Красиво же. Лена заслужила. 

— Заслужила? — Свекровь повернулась к нему, руки в бока. — Чем? Пыль на комоде в гостиной – вот твоя заслуга! А это… — она снова махнула рукой в сторону букетов, — это неспроста. Кто даритель-то? Коллега щедрый? Или поклонник тайный объявился? 

— Маргарита Ивановна! — вырвалось у меня. — Это не от поклонников! Это… за работу. 

— За работу? — Она замерла. — Какую еще работу? Ты же домом занимаешься! Или я что-то пропустила? Вдруг уборщицей по ночам подрабатываешь? Тогда понятно, почему устаешь и готовить забываешь! 

«Уборщицей». Я видела, как Сережа сжал кулаки, его шея покраснела. 

— Хватит, мама! — сказал он резко. — Это Ленины клиенты. Она рисует. 

Свекровь уставилась на меня, потом на букеты, потом снова на меня. Казалось, мозг еле переваривает информацию. 

— Рисует? — повторила она, наконец. — Что рисуешь? Цветочки в альбомчике? 

— Портреты, — вздохнула я, глядя в ее глаза, в которых мелькнуло что-то новое – непонимание, может, даже искра интереса. — Маслом. Людей. Вот эти букеты – благодарность от заказчиков. 

Она молчала. Ее взгляд скользнул по моим рукам, привыкшим к кастрюлям и тряпке. Подошла к столу, осторожно потрогала шелковистый лепесток пиона. 

— Портреты… — пробормотала она, и в ее голосе не было уже прежней язвительности. Было недоумение. И какая-то сложная смесь. — И… хорошо получается? Раз такие букеты дарят? 

— Получается, — тихо сказала я. — Получается, Маргарита Ивановна. 

Она еще раз окинула взглядом букеты, мольберт, видневшийся в приоткрытую дверь комнаты, где стоял незаконченный портрет девушки. Потом резко повернулась. 

— Ну, раз работа… — она застегнула верхнюю пуговицу кофты. — Только воду-то вытирай, а то стол испортишь. И завтрак, Леночка, не забудь. Сереженька на работу торопится. 

Она вышла из кухни. Ее шаги затихли в прихожей. Я встретилась взглядом с Сергеем. Он подмигнул. А я подошла к столу, вдохнула аромат пионов, смешанный с горьковатым запахом эвкалипта. Эти букеты были больше, чем цветы. Это было признание. Пусть даже свекровь пока назвала его просто «работой». Но в ее вопросе «хорошо получается?» я услышала первый, робкий, но настоящий интерес.