Муж практически не общается со мной, но уходить или менять что-то не хочет

Каждый вечер повторяется один и тот же спектакль без аплодисментов. Мы ужинаем. Вернее, я ужинаю. Он – поглощает пищу, уткнувшись в экран телефона. Свет от него холодным прямоугольником ложится на его лицо, делая его еще более отстраненным. Звук ложки о тарелку – единственное доказательство, что за столом не только я. 

— Андрей? — Голос мой звучит громче, чем хотелось бы. Он вздрагивает, будто я выстрелила. Поднимает глаза. В них – не раздражение, не гнев. Пустота. Бездонный колодец, куда канули все наши «мы». — О чем думаешь? 

— Ни о чем особом, — бормочет он, взгляд уже скользит обратно к мерцающему свету. — Работа. 

Универсальный щит. Он прикрывается им уже год, а может, два. Я перестала считать. Раньше я верила. Теперь знаю – это просто стена. Стена между нами, которую он методично возводит каждый день. 

— Андрей, нам нужно поговорить. Мы… мы как чужие. Ты целыми днями молчишь. Я не знаю, что у тебя на душе, о чем ты переживаешь. Мы живем в одном доме, но… — Голос срывается. 

Он откладывает телефон. Смотрит куда-то в пространство над моим плечом. Его пальцы нервно постукивают по столу. Знакомая мелодия отчаяния. 

— О чем говорить? — Голос плоский. — Все нормально. 

— Нормально?! — не выдержав, повышаю голос. — Это нормально – неделями обмениваться только «что на ужин» и «передай соль»? Это нормально – чувствовать себя невидимкой в собственном доме? Мне больно, Андрей! Мне одиноко! 

Он вздыхает. Глубоко. Так, будто я прошу его поднять гору. Поднимается, подходит к окну, спиной ко мне. Его плечи напряжены. 

— Не придумывай проблем. Я устаю. Мне нужно молчание иногда. 

— «Иногда»? Это уже не «иногда», это – всегда! — Я встаю, подхожу к нему, пытаюсь поймать его взгляд в отражении стекла. Он упорно смотрит в темноту за окном. — Я твоя жена! Я хочу быть рядом, делиться, поддерживать! Не жить с тенью! Что случилось? Почему ты отгородился? 

Тишина. Она заполняет комнату, давит на виски. Он пожимает плечами, едва заметно. 

— Ничего не случилось. Просто… не знаю, о чем говорить. Все как обычно. 

Отчаяние превращается в ледяной гнев. Бессильный гнев. 

— «Как обычно»? Ты считаешь это обычным? Молчание? Пустоту? — Голос дрожит. — Я не прошу фейерверков! Я прошу просто… быть рядом! Услышать меня! Увидеть! Я же здесь! Я не мебель! 

Он оборачивается. В его глазах мелькает то ли усталость, то ли раздражение. Или просто желание, чтобы я замолчала? 

— Я слышу тебя. Просто… не сейчас, ладно? — Он делает шаг в сторону двери. — Пойду прилягу. Голова болит. 

Он уходит. Тихими шагами. Без взгляда назад. Я остаюсь одна на кухне, среди немытой посуды и гулкой тишины. Звук щелчка двери в спальню – точка в нашем «разговоре». 

Он не хочет уходить. Не хочет ссор. Но и меняться – тоже не хочет. Он хочет… застыть. В этом удобном для него молчании, в этой тихой гавани, где нет требований, нет моих слез, моих вопросов. Где он может просто быть, не отдавая ничего. Не замечая, что я задыхаюсь в этой гавани. 

А что хочу я? Я хочу мужа. Живого. Говорящего. Чувствующего. Но как до него достучаться? И главный вопрос, гулко отдающийся в пустоте кухни: сколько еще я смогу жить на этом тихом острове отчаяния?