Муж ушел, когда я была беременна, хотя у него даже не было другой женщины, а через год захотел вернуться

Сейчас, глядя на спящего Антошку, я почти не чувствую той боли. Но тогда... Тогда она разрывала меня изнутри, смешиваясь с радостью ожидания. На седьмом месяце, когда мой мир уже вращался вокруг толчков маленьких ножек под сердцем, он ушел. Просто сказал: 

— Я не могу. Не сейчас. Мне нужно... пространство. 

Никакой другой женщины. Ни скандала. Только ледяное, отстраненное "не могу". Он собрал вещи так аккуратно, будто уезжал в командировку. Ушел, не оглянувшись. Как будто я была пустым местом. Как будто наш ребенок, которого он так хотел сначала, был ошибкой. 

Год. Целый год я выживала. Слезы текли рекой в первые недели, смешиваясь с тошнотой. Потом пришло оцепенение, а за ним – яростная, материнская решимость. Роды, бессонные ночи, первые улыбки Антона... Я училась быть сильной. Для него. Для себя. Я нашла работу на удаленке, вставая в пять утра, чтобы успеть все. Крошечная квартирка (от бабушки), стала нашей крепостью. Я строила новую жизнь, где не было места предательству. 

И вот он пришел. Почти через год. Стоял на пороге, держа в руках те же самые розы, что дарил на наше первое свидание. Лицо его было бледным, глаза – умоляющими. 

— Яна... — голос его дрожал. — Позволь войти. Пожалуйста. 

Я не пустила. Стояла в дверном проеме, чувствуя, как Антон сладко посапывает у меня на руке, прижавшись щекой к плечу. Моя скала. 

— Зачем? — спросила я спокойно. 

— Я был дурак. Слепой идиот. — Он протянул цветы, я не взяла. — Я ничего не понимал. Испугался... ответственности. Не знаю. Я скучал. Каждую минуту. Прости меня. Дай шанс все исправить. Я буду лучшим отцом, клянусь! 

Он говорил страстно, почти рыдая. Год назад эти слова спасли бы меня. Сейчас они казались дешевым театром. Я смотрела на этого красивого, растерянного мужчину и видела не любовь своей жизни, а того, кто бросил нас на краю пропасти. Кто не позвонил ни разу после родов. Кто не видел, как его сын впервые открыл глаза. 

— Простить? — Я медленно покачала головой. — Я простила тебя давно. Ради своего спокойствия. Но это не значит, что я забыла. И это не значит, что ты можешь вернуться. 

Его глаза расширились от непонимания. 

— Но... ребенок... Я его отец! 

— Ты — человек, который подарил ему жизнь. И все. — Я подняла руку, слегка прикрывая ушко сына, будто защищая его даже от этих слов. — Ты уходил не от меня, Игорь. Ты уходил от него. От нашего сына. От колик, бессонных ночей, от криков и пеленок. От ответственности за крошечное, беспомощное существо. Ты выбрал "пространство", когда мы больше всего нуждались в тебе. Пространство важнее нас оказалось. 

Он пытался что-то сказать, перебить, но я не дала.

— Я выстояла. Одна. Мы с Антоном построили свой мир. И в этом мире нет места для тех, кто сбегает, когда трудно. Кто возвращается, лишь когда шторм миновал. 

Слезы потекли по его щекам. Настоящие, горькие. Но мои – остались сухими. 

— Я люблю тебя! — выдохнул он отчаянно, последний аргумент.

Я посмотрела на спящее личико сына, на его доверчиво приоткрытый ротик. Потом – прямо в глаза тому, кто когда-то был всем. 

— А я люблю его. Достаточно, чтобы защитить наш мир. Даже от тебя. Прощай. 

Я сделала шаг назад.

— Яна, подожди! Дай хотя бы увидеть его! — он попытался удержать дверь. 

— Нет. — Я закрыла дверь. 

Прижала сына, вдыхая сладкий запах детской кожи. Там рушился чей-то мир. Но мой, наш мир – только что устоял.