Роди для нас малыша, а с братом я сама поговорю, — умоляет меня золовка

Золовка Настя всегда была мне ближе, чем родная сестра. Мы познакомились, когда я начала встречаться с ее братом Димой. Она тогда только развелась, оставшись с ипотекой и депрессией. Я помогала ей с документами, сидела ночами, пока она плакала в подушку. 

Потом, когда мы с Димой поженились, Настя стала частью нашей семьи. Слишком большой частью. Она приходила без звонка, советовала, как вести бюджет, покупала мне платья на размер меньше — «для мотивации». Потом Настя совсем перестала видеть границы.  

Она пришла в субботу с тортом «Наполеон» и глазами, полными слез. Дима был на рыбалке.  
— Садись, — сказала я, наливая чай.  

Она не притронулась к еде. 
— Ты должна помочь. Дима… Он…  
— Что с ним? — я вцепилась в стул.  
— Он хочет уйти.  

Я не поверила.  
— Откуда ты знаешь?  
— Видела переписку в его телефоне. Он пишет какой-то Свете, что задыхается.  

Я медленно выдохнула. Света — его коллега, с которой они год готовили проект. На прошлой неделе он принес ей торт в офис — у нее был день рождения.  
— Это не доказательства, — сказала я.  
— Докажи ему, что вы — семья! — Настя схватила мою руку. — Роди малыша. Для него, для нас. Он не уйдет, если у вас будет ребенок. А с ним я сама поговорю.  

Я отдернула ладонь, будто обожглась.  
— Ты слышишь себя?  
— Ты же хочешь детей? — она наклонилась ближе. — Говорила, что ждешь, пока Дима «созреет». Он не созреет никогда, если его не подтолкнуть!  
— Уходи, — не выдержала я.  
— Пожалуйста… — ее голос сорвался. — Я не переживу, если он разрушит нашу семью.  

«Нашу». Вот оно что.  

Дима вернулся вечером, пахнущий рекой и пивом. Я спросила про Свету.  
— При чем тут она? — он нахмурился. — Настя опять мозги пудрит?  
— Ты хочешь уйти?  

Он сел на диван.  
— Не знаю. Может. Надоело, что ты и Настя решаете за меня все.  
— Мы? Это ты каждую проблему на нее скидываешь!  

Настя звонила каждый день.  
— Я записала тебя к врачу. Проверим, все ли в порядке.  
— Не приду.  
— Тогда сама найму суррогатную мать! — крикнула она. — Дима согласится.  

Он не согласился бы. Но я больше не была уверена.  

В пятницу я нашла в почте рекламу клиник ЭКО. Настя отправила. 
Я решила поговорить с ней. Она открыла дверь, стоя с маской на лице.  
— Хватит, — сказала я.  
— Я пытаюсь спасти нас!  
— Нас нет. 

Она попыталась обнять меня. Я отступила.  
— Ты не хочешь ребенка?  
— Хочу. Но не чтобы приковать мужа. И не для твоего спокойствия.  
— Эгоистка, — прошептала она. — Без меня ты бы с ним даже не познакомилась!  

Это было правдой. Она нас свела.  

Дима сам подал на развод через месяц. Настя умоляла его перед дверью подъезда, цепляясь за рукав.  
— Мы все исправим! Она родит, я обещаю!  

Он оттолкнул ее, сел в такси. Я стояла у окна, наблюдая, как Настя бьет кулаком по окну машины.  

Сейчас я жду ребенка. От нового мужчины, которого встретила на курсах испанского. Настя пишет письма: «Вернись. Дима простит». Я не отвечаю. Иногда жалею, что не смогла стать для нее сестрой. Но чаще вспоминаю, как она требовала отдать мое тело на алтарь ее страха. И тогда глажу живот, шепча: «Мы свободны».