Соседи кидают мусор и сорняки на наш участок, а на замечания не реагируют

Начиналось все с малого. То пакетик от чипсов перелетит через наш аккуратный штакетник, то горсть вырванного бурьяна шлепнется на мои только что прополотые клумбы с петуньями. Соседи справа, семья Колесниковых, казалось, считали наш участок продолжением своей помойки. Особенно усердствовала их дочь-подросток Катька и вечно хмурый дед. 

— Валентина Петровна! — крикнула я как-то, вытаскивая очередной пакет с их объедками из моих кустов смородины. — Мусор летит к нам! 

Из-за высокого, глухого забора, который они же и поставили, высунулась голова соседки. 

— А? Что? Не слышу! У нас тут ветер, наверное, надуло! — буркнула она и скрылась. 

«Ветер», конечно. Особенно пластиковые бутылки и картофельные очистки – известные летуны. Мой муж, Андрей, человек терпеливый, тоже пытался говорить. 

— Михаил Иванович, — обратился он как-то к главе семейства, встретив его у калитки. — Сорняки, которые вы выпалываете, постоянно оказываются у нас. Нельзя ли как-то иначе? 

Сосед покраснел, надулся. 

— Мы что, специально? Земля сырая, прилипает к обуви, недоглядели! Чего придираетесь? — огрызнулся он и захлопнул калитку. 

Но «недогляды» стали системой. Пакеты, окурки, огрызки, а главное – горы вырванного пырея и осота, которые они с размаху швыряли через забор, будто наш ухоженный уголок был свалкой. Ощущение беспомощности и грязной несправедливости разъедало. Полиция? Смешно. Участковый? Разведет руками – «доказательств нет, миритесь». 

Однажды, выметая с тропинки очередную партию их «подарка», я увидела, как Катька, хихикая, швырнула через забор пустую банку из-под газировки. 

— Андрей, — сказала я вечером. — Завтра рано встаем. Очень рано. 

Еще до рассвета мы были в огороде. Вооружившись совками и ведрами, мы методично, тщательно собрали ВЕСЬ мусор и сорняки, что накопились у нас за последние дни – и их, и немного нашего, для объема. Потом, крадучись, чтобы не спугнуть, мы перенесли это «богатство»... и аккуратно высыпали все обратно к ним во двор. Прямо перед их парадной дверью и крыльцом. Гору. А сверху водрузили ту самую банку Катьки. 

Спрятались за наш забор и ждали. Сердце колотилось, но это был сладкий страх мести. 

Первым вышел Михаил Иванович, потягиваясь. Он замер, уставившись на кучу хлама у своего порога. Его лицо сначала побелело, потом побагровело. Он огляделся дико. 

— ЭТО ЧТО ТАКОЕ?! — заревел он. 

Выскочила Валентина Петровна в бигуди. 

— Мама родная! Да это же наш мусор! И наши сорняки! — завизжала она. — Кто посмел?! 

Катька выглянула и сразу узнала банку. Она что-то прошептала родителям. Наступила мертвая тишина. Мы с Андреем переглянулись. Я еле сдерживала смех. 

Они не подошли к нашему забору. Не стали кричать. Михаил Иванович лишь бросил убийственный взгляд в нашу сторону, где мы притаились. Потом, скрипя зубами, он взял лопату и стал сгребать свой мусор обратно в ведро. Лицо его было красноречивее любых слов: унижение, злоба и... понимание. 

Больше ни одного пакетика, ни одной травинки с их стороны не перелетело через забор. Теперь они выносят мусор строго в контейнер у дороги, а сорняки аккуратно складывают в компостную кучу. Иногда наши взгляды встречаются через штакетник. Они быстро отводят глаза. А я улыбаюсь про себя. Иногда самое убедительное замечание – это просто вернуть человеку его же свинство. Аккуратно, под дверь.