Свекровь тайком взяла ключи от нашей машины, чтобы спрятать ее в надежном месте

Я заметила пропажу ключей в субботнее утро, когда за окном бушевал дождь, превращающий наш двор в болото. Мы с Максимом собирались на важную встречу — подписание договора на новую квартиру. Но вместо ключей от машины на привычном месте лежала записка: «Не волнуйтесь, всё под контролем. Мама».

— Опять! — вырвалось у меня. Максим, стоявший у зеркала с галстуком в руках, обернулся, подняв брови. 

— Мама? — спросил он. 

Я кивнула, сжимая записку. Моя свекровь, Галина Сергеевна, обладала талантом превращать заботу в нашествие. Но спрятать машину... Это было ново даже для неё.

Я набрала её номер. Гудки сливались с шумом ливня. 

— Алло, Настенька? — её голос звучал так, будто она ждала звонка. — Ты не злишься, правда? В газетах пишут, что в нашем районе машины воруют! Вон у Светки с пятого этажа «Калину» утром угнали... 

— Галина Сергеевна, — я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. — Наш микрорайон охраняется. И мы опаздываем.

— Охранники спят, как сурки! — парировала она. — Я всё устроила. Машина в надёжном месте, ключи вам вечером верну. Возьмите такси, я заплачу!

Максим, подслушивавший у двери, жестом показал: «Договорись». Но в груди уже закипало. Это была не просто машина. Для Галины Сергеевны это был кусок железа. Для меня — часть семьи.

— Где она? — спросила я, глядя на часы. До встречи оставалось сорок минут. 

— Не скажу, — ответила свекровь твёрдо. — Вы всё равно поедете на этой развалюхе, а я не позволю! 

Разговор прекратился. Максим вздохнул: 

— Вызовем такси. 

— Нет, — я уже натягивала куртку. — Она не впервые так делает. Если промолчим, в следующий раз она спрячет Софию, решив, что мы плохо присматриваем.

Галина Сергеевна жила в десяти минутах ходьбы, но под ливнем дорога растянулась на вечность. Промокшие кроссовки хлюпали, ветер вырывал зонт из рук. Когда мы ворвались в её квартиру, она сидела за столом, разгадывая сканворд.

— Где машина? — спросила я, стряхивая воду на коврик. 

— Успокойся, — она потянулась к чайнику, будто ничего не произошло. — Садись, напою...

— Мама, — Максим шагнул вперёд. — Это переходит все границы. 

Её губы дрогнули. 

— На старом заводе, — сказала она. — Там теперь охраняемая стоянка. Я... заплатила за месяц вперёд. 

Завод. Тот самый, где три года назад ночью сгорели шесть машин. 

— Ты могла хотя бы спросить! — голос мой дрожал. — Ты думаешь, я не способна сама решать, где ставить машину? 

— Ты не понимаешь! — она вдруг закричала. — После того, как с Димкой... 

Максим побледнел. Димка — его отец, погибший двадцать лет назад. 

— Он оставил ключи на виду, — прошептала она. — Воры ночью забрали машину, он побежал догонять... А ты, — она посмотрела на меня, — ты оставляешь ключи под этой дурацкой совой, где их видно из окна! 

— Мама... — Максим обнял её, но она вырвалась. 

— Езжайте, раз вам важнее бумаги, чем жизнь! — она швырнула ключ на пол. 

Я подняла его. 

— Поедем вместе, — сказала я неожиданно для себя. — Покажешь гараж. А потом... потом мы купим сейф для ключей. 

Она замерла. Максим улыбнулся как всегда, когда мирил нас после ссор. 

Стоянка оказалась вполне приличной. Охраняемый комплекс с камерами, яркими фонарями и даже калиткой с домофоном. Наша «Веста» стояла под тентом. 

— Видишь? — Галина Сергеевна провела рукой по капоту, как по щеке ребёнка. — Здесь сухо. 

Я молчала. В её голосе слышалось то же, что когда-то в голосе моей мамы, укрывавшей меня одеялом во время грозы: страх, превращённый в ритуал. 

— Спасибо, — сказала я. — Но в следующий раз... давай договариваться. 

Она кивнула, быстро вытерла ладонью глаза. 

По дороге на встречу, куда мы всё же успели, я смотрела на её профиль. Она заботится о нас, по-своему, но заботится. Как можно злиться на такое.