Я зарабатываю больше вашего сына, так что помолчите! — ответила я свекрови, которая лезла в наши дела
Все началось с невинного вопроса: «Почему у вас до сих пор нет машины?». Свекровь, Ольга Николаевна, задала его за совместным ужином, словно поинтересовалась погодой. Мой муж, Дмитрий, потупил взгляд. Он знал, что за этим последует.
Мы познакомились с Димой в университете. Он — скромный инженер, я — амбициозный маркетолог. Его мать с первого дня подчёркивала: «Главное, чтобы мужчина в семье был опорой». Тогда я лишь усмехалась. Дима не был «опорой» в её понимании: он предпочитал книги бизнес-планам, а вместо амбиций имел редкое качество — умение слушать. Мы поженились, когда моя зарплата вдвое превышала его. Он радовался моим успехам. Она — нет.
Свекровь лезла во всё: от выбора дивана («Зачем такие траты?») до имени для будущего ребёнка («Это же не по-русски!»). Димина тактичность превращалась в слабость: он просил «не раскачивать лодку», а я молча глотала упрёки. Но лодку раскачивала она.Перелом наступил после моего повышения. Мой доход вырос втрое, мы наконец съехали со съёмной однокомнатной в нашу квартиру. Ольга Николаевна назвала это «капризом»: «Мужчина должен обеспечивать!». Дима попытался шутить: «Я обеспечиваю моральную поддержку». Она не смеялась.
В тот вечер, когда она спросила о машине, я варила кофе на кухне. Дима мыл посуду, а свекровь, разглядывая наши полки, говорила громко, будто специально для меня:
— Вот Серёжа, сын моей подруги, жене «Тойоту» купил. А у тебя, Дима, даже велосипеда нет.
— Мам, хватит, — пробормотал он.
— Это же позор! Мужик в тридцать лет — и никакой ответственности! Все на жену поди тратишь.
Я решила не оставаться в стороне.
— Ответственность измеряется не машинами, — сказала я, вытирая стол.
Ольга Николаевна замерла. Дима тоже.
— Что ты хочешь сказать? — свекровь прищурилась.
— То, что я зарабатываю больше вашего сына. Так что помолчите.
Тишина. Дима покраснел, будто его только что ударили. Свекровь встала, опираясь на стол:
— Ты… ты нищая без рода, без племени! Это ты его оболванила!— Нет. Это я плачу за его мастер-классы по живописи. И за ваш телефон, например.
Она не могла возразить и ушла. Дима молчал. В его глазах читалось не горе, а стыд. Не за меня — за себя.
Ночью он спросил:
— Зачем ты это сделала?
— Потому что устала слушать ее упреки.
Он ничего не ответил.
Дима избегал разговоров неделю. Потом принёс брошюру из автосалона: «Хочешь машину? Выбирай».
— Зачем? — удивилась я.
— Чтобы мать отстала.
Я разорвала ее напополам.— Ты можешь злиться, — сказала я. — Но я не позволю ей решать, кем тебе быть.
Он повернулся. В его глазах было досадливое понимание.
— А кто тогда решает? Ты?
С тех пор мы не говорим о деньгах. Ольга Николаевна звонит реже, но в её голосе я слышу шипение змеи, которой наступили на хвост. Дима записался на курсы повышения квалификации. Не знаю, из-за мамы или моего ответа ей.Иногда мне хочется вернуть тот вечер. Не чтобы извиниться — чтобы крикнуть громче. Но я молчу. Потому что семья — это не борьба. Это тихий договор между гордостью и любовью. А наш договор ещё пишется.
Комментарии 13
Добавление комментария
Комментарии