Я зарабатываю больше вашего сына, так что помолчите! — ответила я свекрови, которая лезла в наши дела

мнение читателей

Все началось с невинного вопроса: «Почему у вас до сих пор нет машины?». Свекровь, Ольга Николаевна, задала его за совместным ужином, словно поинтересовалась погодой. Мой муж, Дмитрий, потупил взгляд. Он знал, что за этим последует.  

Мы познакомились с Димой в университете. Он — скромный инженер, я — амбициозный маркетолог. Его мать с первого дня подчёркивала: «Главное, чтобы мужчина в семье был опорой». Тогда я лишь усмехалась. Дима не был «опорой» в её понимании: он предпочитал книги бизнес-планам, а вместо амбиций имел редкое качество — умение слушать. Мы поженились, когда моя зарплата вдвое превышала его. Он радовался моим успехам. Она — нет.  

Свекровь лезла во всё: от выбора дивана («Зачем такие траты?») до имени для будущего ребёнка («Это же не по-русски!»). Димина тактичность превращалась в слабость: он просил «не раскачивать лодку», а я молча глотала упрёки. Но лодку раскачивала она.  

Перелом наступил после моего повышения. Мой доход вырос втрое, мы наконец съехали со съёмной однокомнатной в нашу квартиру. Ольга Николаевна назвала это «капризом»: «Мужчина должен обеспечивать!». Дима попытался шутить: «Я обеспечиваю моральную поддержку». Она не смеялась.  

В тот вечер, когда она спросила о машине, я варила кофе на кухне. Дима мыл посуду, а свекровь, разглядывая наши полки, говорила громко, будто специально для меня:  

— Вот Серёжа, сын моей подруги, жене «Тойоту» купил. А у тебя, Дима, даже велосипеда нет.  

— Мам, хватит, — пробормотал он.  

— Это же позор! Мужик в тридцать лет — и никакой ответственности!  Все на жену поди тратишь. 

Я решила не оставаться в стороне.  

— Ответственность измеряется не машинами, — сказала я, вытирая стол. 

Ольга Николаевна замерла. Дима тоже.  

— Что ты хочешь сказать? — свекровь прищурилась.  

— То, что я зарабатываю больше вашего сына. Так что помолчите.  

Тишина. Дима покраснел, будто его только что ударили. Свекровь встала, опираясь на стол:  

— Ты… ты нищая без рода, без племени! Это ты его оболванила!  

— Нет. Это я плачу за его мастер-классы по живописи. И за ваш телефон, например.  

Она не могла возразить и ушла. Дима молчал. В его глазах читалось не горе, а стыд. Не за меня — за себя.  

Ночью он спросил:  

— Зачем ты это сделала?  

— Потому что устала слушать ее упреки.  

Он ничего не ответил. 

Дима избегал разговоров неделю. Потом принёс брошюру  из автосалона: «Хочешь машину? Выбирай».  

— Зачем? — удивилась я.  

— Чтобы мать отстала.  

Я разорвала ее напополам.  

— Ты можешь злиться, — сказала я. — Но я не позволю ей решать, кем тебе быть.  

Он повернулся. В его глазах было досадливое понимание.  

— А кто тогда решает? Ты?  

С тех пор мы не говорим о деньгах. Ольга Николаевна звонит реже, но в её голосе я слышу шипение змеи, которой наступили на хвост. Дима записался на курсы повышения квалификации. Не знаю, из-за мамы или моего ответа ей.  

Иногда мне хочется вернуть тот вечер. Не чтобы извиниться — чтобы крикнуть громче. Но я молчу. Потому что семья — это не борьба. Это тихий договор между гордостью и любовью. А наш договор ещё пишется. 

В рубрике "Мнение читателей" публикуются материалы от читателей.