Золовка завидует достижениям моего ребенка и как-то раз попыталась их обесценить

Моя жизнь прекрасна: любящий муж Кирилл и наша звездочка, восьмилетняя Алиска. Дочь увлеченно рисует, особенно космос. Ее работы даже взяли на школьную выставку! Гордость распирает меня, как воздушный шар. Но, увы, не всех это радует. Золовка Ольга, сестра Кирилла, смотрит на успехи племянницы с каменным лицом. Сама она – карьеристка без детей, и, кажется, чужая родительская радость ей как ножом по стеклу. 

В тот злополучный вечер мы собрались у нас на кухне – я, Кирилл, Ольга и, конечно, Алиса, которая тут же выложила на стол свежие рисунки: туманности в акварели, спутники карандашом. 

— Посмотри, тетя Оля, это Сатурн с кольцами! – сияя, протянула Алиса один лист. 

Ольга взяла его небрежно, будто проверяла пыль на мебели. Кирилл хвалил дочку, я улыбалась. И тут началось. Золовка положила рисунок обратно, глянула на меня с едва заметной усмешкой. 

— Мило, конечно, Настя. Но ты не задумывалась? – голос ее стал сладковато-ядовитым. – Может, пора ребенка в более… практичное русло направить? Рисование – это так, баловство. Вот математика, языки – это серьезно. А эти каракули… – она махнула рукой в сторону рисунков, – ну, кому они нужны, кроме тебя? 

Кирилл замер. Алиса потупилась, ее сияние померкло. Я видела, как дочь сжалась. Это был уже не просто яд зависти, это был удар по моему ребенку. По ее свету. 

— Ольга, – начала я. – Твои слова сейчас – это не про Алису. И даже не про ее рисунки. Это про тебя. 

Она попыталась открыть рот, но я не дала. 

— Ты назвала каракулями работу, которую выбрали для выставки. Ты назвала баловством то, что требует усидчивости, таланта и страсти. Страсти, Оля, – я сделала ударение на слове. – Которой у тебя, возможно, просто не хватает. Не хватает на что-то свое, настоящее, кроме работы. Поэтому ты и пытаешься принизить чужую радость. Чужой успех. Особенно – ребенка. 

Ольга побледнела. Она нервно провела рукой по юбке. 

— Я просто высказала мнение… Заботливое… 

— Заботливое? – мой голос стал еще тише, но от этого только опаснее. – Заботливое – это поддержать, порадоваться, даже если не понимаешь. Заботливое – это не топтать детский восторг своими взрослыми амбициями и комплексами. Алисины рисунки нужны ей. Они нужны нам. Они нужны тем, кто видит в них красоту и талант. А вот твоя потребность обесценивать… – я сделала паузу, – вот это действительно никому не нужно. И я больше не позволю тебе этого делать. Ни с моей дочерью, ни с ее достижениями. Понятно? 

Ольга не смотрела ни на меня, ни на рисунки. Она уставилась в стол, губы ее дрогнули. Кирилл молчал, но я видела его взгляд – он был на моей стороне. Алиса осторожно прижалась ко мне. 

— Я… я не хотела… – пробормотала Ольга. 

— Хотела, – спокойно парировала я. – Но теперь ты знаешь, что это не пройдет. Никогда. Больше – никогда. 

Она не стала допивать чай. Собралась быстро, бормоча что-то про дела. Уходя, даже не попрощалась с Алисой. 

Прошло несколько месяцев. Ольга бывает у нас, но тема Алисиных успехов для нее теперь – запретная зона. Как-то Алиса принесла диплом с городского конкурса. Ольга сидела за столом. Она взглянула на яркую бумажку, потом быстро отвела глаза, натянуто заговорила о погоде. Но больше ни слова осуждения. Ни одной ядовитой ремарки. Никаких "каракулей" или "баловства". 

Я наблюдала за ней. В ее глазах читалось многое: смущение, досада, может, злость. Но не было прежней надменной уверенности. Был страх. Страх перед моей границей, которую я очертила так четко и жестко. 

Я защитила свою дочь. Не просто от обидных слов, а от токсичного влияния. И теперь тишина золовки – самое сладкое подтверждение: мой отпор сработал.