«Как мы жили в 70-е годы: советская армия – это два года из жизни…»

Советские годы стали для нынешнего общества притягательным магнитом обаяния и харизмы. Почему? Ответ лежит на поверхности. Люди старшего поколения видят в нем торжество дружбы, душевности, правды и чистоты. Что привлекает в нем сорокалетних и более молодых – сложно сказать. Так или иначе  - но служба в армии была обязательным и необходимым признаком настоящего мужчины времен СССР. Перед вами – публикуемые впервые отрывки из будущей книги. Они - о срочной службе журналиста Вологодского областного радио с 40-летним стажем, уроженца архангельского Вельска  - Алексея Сальникова. В этом году он отмечает 50-летие своего «дембеля».      

…А почему я пропустил 50-летие со дня призыва в армию? Было это в октябре 2021 года. Да, наверное, потому, что это не столь радостное событие, нежели дембель. Призыв приходит сам собой: не сбылось желание поступить в институт. Последним рывком перед призывом была попытка поступить в московский институт культуры на библиотечный факультет. Это советовала и наша школьная библиотекарша Евдокия Фоминична Михеевская: 

- Библиотекарь – это как раз для тебя. - говорила она. – Тем более, можно считать, что у тебя опыт есть – вон какая у вас дома библиотека!

Казалось, самое проходное отделение избранного факультета для мужского пола - отделение универсальных библиотек. Потому что туда поступали в основном девчонки. Не сложилось…

Впрочем, армия для меня не казалась тогда чем-то страшным, ломающим жизнь, вычеркиванием из жизни двух лет. Знакомые, конечно, повторяли поговорку: «Армия – хорошая школа жизни, но лучше ее пройти заочно». Кто-то советовал выбирать те или иные войска, где, как им казалось, и полегче, и попроще. Например, учитель физкультуры Александр Иринеевич Верещагин настоятельно советовал идти в погранвойска:

- Там все регламентировано настолько, что не заметишь, как время пролетит! - Но, во-первых, у меня уже была армейская специальность – радиотелеграфист, а во-вторых, полагался на случай: как сложится, так и будет. Конечно, желания особого, как у некоторых моих ровесников не было. Уже тогда я был уверен что, вернувшись домой, никогда не буду кичиться: вот, мол, я-то был в армии, а кто-то нет. И еще успокаивало, интересовало, интриговало даже то, что я побываю в Архангельске. За 18 лет жизни ни разу не был в главном городе области. На Байкале был, в Москве был, в Краснодаре и Грозном тоже был, даже от Котласа остались какие-то воспоминания! С Архангельском как-то не сложилось.

То, что буду в Архангельске, я знал твердо, потому что по правилам сборный пункт находился именно в главном городе области.  Но до дня призыва надо было еще поработать на благоустройстве территории военкомата. Этакий «призывной аккорд». Я тогда еще не знал, что есть и понятие «дембельский аккорд»… Но об этом явлении позже. Тогда и мысли не возникало, что эти «добровольно-принудительные» работы как-то нарушают наши права: надо так надо. И никаких преференций мы не ожидали - ни отсрочки, ни направления в какие-то «привилегированные» части. Какую работу мы выполняли, не помню.  Зато в память врезалась встреча с однокашником.

С первого класса я знал Юру Байбородина. Учились мы и в 1-й и в 4-й школах вместе, но в разных классах. В школах мы не очень-то  общались. Я знал, что есть он, он – что есть я. Тем более, что жили мы неподалеку друг от друга. Он - на углу Свободы и Революционной, я - на Октябрьской. На «общественных» работах в военкомате мы встретились. Не знаю, что на него нашло, но он стал поливать грязью нашего общего учителя – моего отца. И не так-то он нас учил, и не тому, в школе приукрашивал действительность, жизнь на самом деле не такая – столько гадостей я от него за все предыдущие 10 лет не слышал. До сих пор уверен, что ему это доставляло прямо садистское удовольствие. Чем его жизнь к 18 годам обидела? Забегая вперед на 24 года, скажу, что на встрече выпускников в 1995 году Юрка говорил мне о папе совершенно другое: благодарил, что уже в школе учитель предвидел все катаклизмы перестройки, конца советской власти, изменений в обществе. Поумнел?

В конце концов сложилось так, что в Архангельске, в котором я оказался в октябре 1971 года, и остался служить. С вокзала мы недружным строем добрались до сборного пункта, который располагался тогда на улице Попова. Размещался он в ветхом деревянном здании. В том случае, если в день приезда из района не определилось место службы, в здании были оборудованы «места ночлега»: крепко сколоченные нары в два этажа. Конечно, никаких постельных принадлежностей. Не помнится и то, кормили ли нас там, или приходилось обходиться домашними запасами. Назавтра на сборный пункт пришел очередной «покупатель». Отобрали тех, кто уже имел военную специальность, добавили к ним несколько человек, кто умел рисовать, мог заниматься самодеятельностью, имел хороший почерк (такие люди тоже ценились в армии!) И пешком мы направились к месту службы. Вот так я попал в батальон связи. Позже  я узнал, что девиз военных связистов таков: «Если не хочешь пыли и грязи, иди служить в войска связи».

Официальное название нашей части -  1068-й отдельный батальон связи. Входил он в состав 26-го армейского корпуса в составе Ленинградского военного округа. Место дислокации – знаменитые в истории Архангельска казармы восстания. Это почти центр города – между проспектом Советских космонавтов и Ломоносовским проспектом, через наш городок проходила улица Суворова. Позывной узла связи батальона «Домино». Позывной ЗКП (о нем чуть позже) «Скорняк».

Кроме нашей части в казармах восстания дислоцировалась часть, бойцы которой проходили службу на Новой Земле. Удивительно было видеть, когда весной на территории городка появлялись бойцы, служившие там. Происходило это или в апреле, или в мае. К тому времени мы уже переходили на летнюю форму одежды (ходили в пилотках и без шинелей), а «северяне» появлялись в зимних шапках. К тому же их ушанки отличались от наших: уши шапок «новоземельцев» были длиннее ушей наших шапок. Они были без завязок и «запахивались». То есть я понял, что на каждом ухе был крючок, который при морозе закреплял уши под подбородком, а в весеннее или осеннее время так же крючком  уши закреплялись на верху шапки.

Беседка у входа в казарму предназначалась для курения летом (зимой с утра курили в туалете) и встреч с гостями. Был и магазин, где можно было купить всякие сладости, предметы личной гигиены и, по-моему, сигареты. Очереди в магазин наблюдались в день получения денежного довольствия. Рядовые получали в месяц 3 рубля 80 копеек, ефрейторы на рубль больше, сержанты - еще больше. После посещения магазина молодые бойцы ходили с туго набитыми карманами – конфетами, печеньем. И не дай Бог с оттопыренными карманами встретит старшина или офицер. Съедать припасы надо было все и сразу.

В правом крыле располагался узел связи, где дежурили наши бойцы. На коммутаторе там сидели девушки, которые проходили сверхсрочную службу. 

Здание фасадом выходит на улицу Суворова. В левой его части во внутреннем дворе в начале 70-х находилась гауптвахта, куда мы тоже ходили в наряды. Интересно было наблюдать, как вольно, даже вольготно, свободно там себя ощущали арестованные офицеры: спокойно гуляли по двору, грелись на солнышке, если погода позволяла, шутили. Совсем иначе вели себя срочники. Они чаще сидели взаперти в камерах. Там мне довелось впервые увидеть человека, который совершил убийство. Это был высокий грузин, который неподвижно сидел в камере на табуретке, не реагируя на шум возле двери камеры. А мы с ребятами, надо сказать, проявляли жуткое любопытство, время от времени открывая глазок. Рассказывали, что он не выдержал издевательств «стариков».

Но это все - впереди, а пока я собираюсь в армию. Перед поездом «Котлас – Архангельск», который приходил в Вельск в 18 часов, посидел дома,  облачился в неказистую одежку и отправился исполнять свой долг.