После приезда племянницы мужа как подменили, а вскоре я узнала, что это не племянница вовсе

Мы с Игорем жили тихо. Работа, дача, редкие поездки к морю — все как у людей. До того дня, когда он привез «племянницу».  

— Таня, дочь моего двоюродного брата из Пензы, — представил он девушку в джинсах с потертыми коленями. — Учиться будет в городе. Пусть поживет у нас пару недель, пока общагу не дадут.  

Таня улыбалась слишком широко. Я кивнула, вспоминая, что у Игоря никогда не было близких отношений с родней из Пензы. Но спорить не стала: в сорок три года глупо ревновать к двадцатилетней студентке.  

Первые дни все шло гладко. Таня мыла посуду, помогала готовить, называла меня «тетей». Потом Игорь стал задерживаться на работе. В пятницу я нашла в стирке его рубашку с помадой цвета спелой вишни — точно такой же, как у Тани.  

— Ты же знаешь, у нас на корпоративе был аквагрим, — отмахнулся он, закидывая рубашку обратно.  

Таня тем вечером накрасила губы прозрачным блеском.  

Через неделю я застала их на кухне в три ночи. Он резал колбасу, она сидела на столе, болтая ногами.  

— Общагу обещали через месяц, — бросила Таня мне вслед, когда я уходила в спальню.  

В воскресенье, пока они были на «прогулке», полезла в старые фотоальбомы. На снимке свадьбы Игоря с первой женой я нашла его двоюродного брата — лысого мужчину с квадратной челюстью. Никаких дочерей рядом.  

— Где твой брат сейчас? — спросила я за ужином, наблюдая, как Таня намазывает Игорю масло на хлеб.  

— В Пензе, — он не поднял глаз. — Инвалид после аварии.  

В тот вечер позвонила подруга-адвокат.  

— Проверь ее документы. Если что-то не так, можешь выставить за дверь хоть сейчас.  

Таня спала в гостевой. Я ждала до полуночи, пока Игорь заснет, и прокралась в ее комнату. Паспорт лежал поверх сумки.  

Место рождения: Москва.  

Сердце застучало так, что я еле разглядела год рождения — 2003. 

Утром показала паспорт Игорю. Он побледнел, будто увидел призрак.  

— Это... она сменила прописку...  

— Хватит, — прервала я. — Кто она?  

Таня вошла в кухню в моем халате, который я не давала.  

— Пап, может, все ей расскажем? — сказала она, обнимая Игоря за шею.  

Они сидели напротив, держась за руки как сообщники. Таня — его дочь. От любовницы, с которой он встречался первые пять лет нашего брака. Два месяца назад мать Тани умерла, и она приехала «познакомиться».  

— Ты же хотела детей, — сказал Игорь, будто это оправдание.  

Я смотрела на его губы, которые целовали меня вчера. На Таню, которая копировала его жест — теребить мочку уха, когда врут.  

— Уходите. Оба.  

Он не стал спорить. Они собрались за час. Таня прихватила мою серебряную ложку — «на память». Игорь оставил ключи.  

Он вернулся через три дня. Стоял на лестничной площадке, мокрый от дождя, с коробкой моих любимых эклеров.  

— Я не прошу прощения. Просто…  я не могу бросить Таню. Отвез ее в общежитие. Может, не будем все рушить? 

Я молча впустила его. Потребуется время, чтобы принять, простить и понять, как жить дальше.