Твоя мать продает квартиру, мы должны ей помешать, — объявила жена, вернувшись домой

Жанна бросила сумку на пол, даже не сняв пальто. Ее голос звучал так, будто она объявляла о конце света:  

— Твоя мать продает квартиру, мы должны ей помешать! 

Я отложил книгу, которую читал, и медленно поднял голову. В ее глазах горела смесь паники и решимости.  
— Откуда ты знаешь?  

— Подруга Рита из агентства сама мне позвонила. Говорит, мама пришла к ним сегодня утром, подписала договор. Продает свою трешку в центре!  

Я вздохнул. Мамин дом — сталинка с высокими потолками и дубовым паркетом. Там прошло мое детство, там мама прожила сорок лет. Но последние пять лет квартира пустовала: после инсульта мать переехала к нам. Жанна тогда настаивала — «ей нужен уход».  

— Зачем ей продавать? — спросил я.  

— Чтобы сбежать от нас, очевидно же! — жена расстегнула пальто, но не сняла его, будто готова была тут же мчаться куда-то. — Она хочет снять квартиру и жить одна. В ее-то состоянии! Это самоубийство.  

— Или свобода, — пробормотал я.  

— Что?  

— Ничего. Может, она просто устала быть обузой?  

— Обузой? — Жанна уставилась на меня. — Мы же заботимся о ней! Да, иногда я повышаю голос, но это из-за нервов. Ты сам видел — в прошлом месяце она забыла выключить газ, чуть не устроила пожар!  

— Нам нужны эти деньги, — Жанна перешла на деловой тон. — Если мама продаст квартиру, все уйдет на ее аренду и сиделок. А если она умрет... — она запнулась, поправила прядь волос. — Квартира должна остаться в семье. Для наших детей.  

У нас нет детей. Жена говорила о гипотетическом будущем, которое все откладывала — сначала из-за карьеры, потом из-за маминой болезни.  

— Что ты предлагаешь? — спросил я, повернувшись к ней.  

— Уговорить ее передумать. Сказать, что мы против. Или... — она замолчала.  

— Или что?  

— Оформить опеку. Ты же ее единственный сын. Суд даст право управлять имуществом, если докажем, что она невменяема.  

— Нет, — сказал я резко. — Этого не будет.  

— Тогда поговори с ней! — Жанна подошла ближе. — Она тебя послушает. Скажи, что мы боимся за нее. Что... что ты не переживешь, если с ней что-то случится.  

Мама сидела в своей комнате, укутанная в вязаный плед, и смотрела в окно. На столе перед ней лежала раскрытая Библия — позавчера она вдруг начала перечитывать ее, хотя раньше никогда не была религиозной.  

— Жанна говорит, ты продаешь квартиру.  

Она медленно повернула голову. Правая сторона ее лица, поврежденная инсультом, оставалась неподвижной, но левый глаз смотрел четко.  

— Да.  

— Почему?  

— Хочу... — она сделала паузу, подбирая слова. Речь давалась ей тяжело. — Хочу увидеть море. Перед тем... как...  

Она не договорила, но я понял.  

— Ты же не можешь одна ехать!  

— Не одна. — Она ткнула пальцем в листок на столе. Я поднял его: брошюра дома престарелых в Сочи. «Уход, комфорт, вид на море».  

— Мама, это дорого. Продажа квартиры...  

— Хватит. На год. — Она упрямо сжала губы. — Остаток — тебе.  

Меня будто ударили под дых. 

— Ты хочешь оставить мне деньги? — прошептал я.  

— Да. — Она кивнула. — Ты... всегда... боялся. Что Жанна... уйдет. Если не деньги...  

Я закрыл глаза. Год назад, после очередной ссоры, я напился и разрыдался в маминой комнате. Говорил, что Жанна терпит меня только из-за ее квартиры. Оказалось, мама запомнила.  
— Я не возьму эти деньги, — сказал я твердо.  

— Тогда... море. Хочу... свет. А не... — она махнула рукой на серое окно, за которым хлестал дождь.  

— Я поеду с тобой.  

Она покачала головой:  

— Ты... должен быть с женой.  

— Нет, — я сел на край кровати, взял ее руку. — Я должен быть с тобой.  

Жанна не стала кричать. Выслушав мое решение, она молча собрала вещи.  

— Ты выбрал ее, — сказала она в дверях. — Надеюсь, море того стоит.  

Когда я вернулся в мамину комнату, она спала. Я прикрыл штору, выключил свет и сел в кресло рядом. Завтра мы поедем в агентство — отменить продажу. А потом... Потом купим две путевки в Сочи.  

Жанна права: квартира должна остаться в семье. Но семья — это не стены. Это мы с мамой, сидящие здесь, в темноте, держащиеся за руки, пока за окном воет осенний ветер.