Мне твои подарки не нужны! Я же сказала ничего не покупать, – обиженно произнесла свекровь

мнение читателей

Я стояла на кухне, разворачивая новую упаковку пищевой пленки, когда услышала шаги в коридоре. Свекровь зашла в квартиру, как всегда, без стука. Ее голос был слишком громким для субботнего утра:  

— Ой, давай я сделаю!  

Она выхватила из моих рук салатницу, которую я собиралась накрыть, и принялась переставлять тарелки на столе. Сегодня был день рождения мужа, и я с шести утра готовила его любимые блюда: крабовый салат, селедку под шубой, торт «Наполеон». Свекровь настаивала, что поможет, но с ее помощью все превращалось в хаос.  

— Мама, давай я…  

— Сиди, сиди! — она махнула рукой. — Ты и так наработалась.  

Я отошла к окну. В кармане лежал небольшой пакетик — подарок для нее. Неделю назад, когда мы договаривались о встрече, она строго сказала: «Ничего мне не покупай, у меня всего хватает». Но мне хотелось сделать приятное. В магазине приглянулся шелковый платок с узором из пионов.  

К обеду собрались за столом. Муж смеялся, разливая шампанское, свекровь критиковала мою нарезку колбасы («Слишком толсто»), а я ждала подходящего момента. Когда торт был съеден, я встала и протянула ей пакет:  

— Это вам.  

Она посмотрела на него.  

— Я же сказала ничего не покупать! Опять деньги на ветер!  

Я чувствовала, как краснею:  

— Это просто безделушка…  

— Безделушки мне не нужны! — она оттолкнула пакет так резко, что он упал на пол. — Ты что, специально делаешь назло? Я же просила!  

Муж осторожно поднял пакет, достал платок.  

— Мам, посмотри хотя бы…  

— Не хочу! — она встала. — Всегда так! Никто меня не слышит!  

Дверь в прихожую хлопнула. Мы с мужем переглянулись.  

— Прости, — пробормотал он. — Она… экономная.  

— Экономная? — я ощутила комок в горле. 

Вечером, когда муж ушел провожать мать, я нашла платок на диване. Шелк холодно скользил между пальцев. Я уже хотела выбросить его, но вместо этого завернула в бумагу и сунула в сумку.  

На следующий день я заехала в хоспис, где работала волонтером. Там, в палате у окна, лежала Валентина Николаевна — худая женщина с седыми волосами. Ее редко навещали.  

— Это вам, — я положила сверток на тумбочку.  

Она развернула платок, погладила пионы и вдруг заплакала.  

— У мамы такой был…  

Я села на край кровати, и она час рассказывала о своем детстве в деревне, о том, как мама носила платок на праздники, а после похорон завернула в него фотографии. Я слушала, кивала, держала ее за руку.  

Когда я вернулась домой, свекровь сидела на кухне. 

— Заходила сегодня к Валентине Николаевне, — сказала я, наливая чай. — Подарила ей тот платок.  

Она обернулась. 

— Она… обрадовалась?  

— Да.  

Свекровь потрогала скатерть, смахнула невидимую крошку.  

— У мамы тоже такой был… — прошептала она. — После войны шила сама. 

Я поставила чашку перед ней. 


— Почему вы не сказали?  

— Боялась, — она потупилась. — Если начну вспоминать — заплачу. А плакать нельзя. Надо держаться.  

Она потянулась за салфеткой, но вместо этого взяла мою руку. 

— Спасибо, — сказала она. — За то, что отдала его… той женщине.  

Я кивнула. Мы молча допили чай. На следующий день свекровь принесла мне банку своего варенья — без повода. А через неделю я нашла на кухонном столе потрепанную фотографию: молодая женщина в платке с пионами улыбалась, прижимая к груди девочку с косичками. Я вставила снимок в рамку и поставила в гостиной. Свекровь ничего не сказала. Но когда приходит к нам, подолгу смотрит на это фото. 

В рубрике "Мнение читателей" публикуются материалы от читателей.