Свекровь учит моего мужа, что ребенком должна заниматься мать, а его дело – деньги зарабатывать для семьи

Когда я выходила замуж за Михаила, я знала, что его мама — женщина старой закалки. Но только после рождения дочери я поняла, как глубоко в ней сидят эти «традиции».  

Пока я кормила маленькую Соню, Миша сам наливал себе чай. «Зачем ты ему позволяешь? — ворчала свекровь, забирая чашку из его рук. — Мужчина не должен даже чайник включать». Я промолчала. Тогда еще думала: ну и пусть ворчит, лишь бы не лезла в нашу жизнь.  

Но в тот вечер, когда Миша впервые помыл бутылочки, Тамара Ивановна взорвалась.  

— Ты что, совсем бабу из него сделала? — шипела она на кухне, вырывая губку из его рук. — Его дело — деньги зарабатывать, а не по женской части делать!  

Михаил замер, капли воды стекали с его пальцев на пол. Я увидела, как он медленно выпрямляется, и поняла: сейчас будет буря.  

— Мама, — сказал он тихо, но так, что мурашки побежали по спине. — Мы с Лерой договорились.  

А договорились мы еще до родов. Сидели на балконе, пили какао, и я вдруг расплакалась: «Представляешь, если я останусь одна с ребенком? Как в тех фильмах, где папы только газеты читают?» Миша обнял меня за плечи: «Ты же знаешь, я не мой отец». Его отец, по рассказам, приходил с работы и садился перед телевизором, пока мама таскала сумки, готовила и проверяла уроки у Миши.  

Поэтому, когда родилась Соня, Миша стал моей правой рукой. Ночные кормления делили пополам: я кормила грудью, он — сцеженным молоком. По выходным гулял с коляской, чтобы я могла поспать. А вечерами, возвращаясь с работы, первым делом брал дочь на руки: «Ну, кто тут у мамы сидел? Давай к папе!»  

И вот теперь его мать, Тамара Ивановна, приехавшая «помочь», крушила наш хрупкий баланс.  

— Ты ему все позволяешь, — на следующий день она устроила мне допрос, пока Миша был в магазине. — Мужик должен быть главой семьи, а не тряпкой!  
— Он и есть глава, — ответила я, укачивая Соню. — Но глава — не значит тиран.  
Ее лицо стало бордовым.  

Кульминация наступила через неделю. Соня плакала от коликов, я третью ночь не спала, а Миша, вернувшись с ночной смены, взял ее на руки.  
— Отдай ребенку грудь! — рявкнула свекровь, врываясь в комнату. — Ты что, не видишь, как он устал?  
— Мама, хватит. — Михаил прижал дочь к плечу, не отрываясь от мерного шага по комнате. — Я хочу ей помогать.  
— Да ты с ума сошел! — ее голос взвизгнул. — Я тебя одного поднимала, и ничего! А эта...  

Тут я встала между ними. Вся дрожа от усталости и злости, но твердо:  
— Вы растили его одна, потому что ваш муж не захотел участвовать. А мы — не вы.  
Свекровь открыла рот, закрыла, потом резко развернулась и хлопнула дверью.  

Наутро она уехала, бросив на прощание: «Посмотрю, как вы без меня справитесь».  

Справились.  

Сейчас Соне три года. Когда она зовет «папа, поиграй!», Миша откладывает ноутбук, даже если занят. А вчера, увидев, как он моет посуду, Соня серьезно заявила: «Я тоже хочу, как папа!»  

Тамара Ивановна до сих пор качает головой: «И зачем ему это?» Но в прошлое воскресенье, когда она зашла на часок, Михаил сказал то, что я запомню навсегда:  
— Мама, я не хочу, чтобы моя дочь выросла, думая, что любовь — это когда мужчина только деньги приносит. Любовь — когда ты рядом.  

Свекровь промолчала. Но когда Соня потянула ее за рукав: «Бабушка, давай папу позовем, он умеет куличики лепить!» — та вдруг улыбнулась.