За съеденную буханку хлеба, я думала, мама меня убьет

 

Я родилась в в 1938 году в городе Вологде, в ее, заречной части на улице Малосибирской. В то время эта улица представляла собой маленькую деревню – все знали друг друга.

Отец до войны был плотником, мама работала в типографии газеты «Красный Север». Когда папа ушел на фронт, нас у мамы было двое – я и моя сестра Римма 1939 года рождения. Начало войны я не помню. Ходила в детсад № 15 на улице Комсомольской. Помню, мама приведет меня рано, оставит там на крыльце и я жду открытия, когда придут воспитательницы. Иногда насобираю цветочков и прибегу домой. Соседи сообщали маме, и она снова уводила меня в детсад. Люди в то время были добрые, человечные, несмотря на военное лихолетье. В те годы сестра и я сильно болели дистрофией. Римма умерла, и мне тоже было суждено уйти… А у мамы не было выхода… На производстве время было «железное» - за опоздание на 5 минут могли посадить в тюрьму. Маме врачи дали справку о том, что мне оставалось жить 2 – 4 дня . Я не кушала, отекла от голода, думала, что так и надо – не думала, что людям надо есть, чтобы жить. Выживание взрослых и детей в то время было, как рулетка: повезет – выживешь. Не повезет – умрешь. Школа № 13 в то время была отдана под госпиталь, а наш детсад располагался рядом. Помню, как ходили туда выступать перед ранеными бойцами, танцевали лезгинку, читали стихи, которые помню до сих м пор. После выступления молодой раненый красноармеец без ноги, сидящий на подоконнике, спросил меня – А папа есть? - Да, ответила я – пропал без вести на фронте. Боец взял меня на колени и поцеловал в щеку! Поцелуй этот остался в памяти. Ведь мы были дети, но уже взрослыми в душе, наполненные чувством патриотизма и любви к нашему городу и народу. Несмотря на голод и холод, детские души, лишенные ласки и родительской любви, были светлы. 

В школу я пошла в 7 лет. Учились голодными, не имели ни тетрадей, ни учебников. Один учебник давали на несколько десятков человек. Со мной учился Гена Соболев – впоследствии заслуженный артист России. 

В 1945 году буфетчица из нашей школы и жившая в нашем доме, дала мне буханку хлеба, чтобы я отнесла ее домой. Но голод был такой, что я не смогла удержаться и съела одна целую буханку! Впервые ощутила вкус хлеба за все свое фронтовое детство. Думала – мама меня убьет… Я пришла домой сытая, но грустная. Мама спросила, не заболела ли я, и тут на пороге появилась соседка… А я, ребенок, стояла на пороге и ждала свою смерть за то, что съела весь хлеб… но мама сказала, что она поступила бы точно также. Нельзя голодному ребенку давать хлеб! 

Помню, после войны пленные немцы работали в Вологде и однажды к нам, постучавшись, зашел немец и на ломаном русском попросил воды. Я спросила у него, зачем они на нас напали, и он ответил, что их заставили…

Мы, дети войны, уже вырастили своих внуков, но война навсегда оставила неизгладимый след в наших душах и сердцах. Ведь дети войны – это маленькие солдаты своей страны, которые своим детским трудом приближали Великую Победу. 

Лишь изредка мечтала я о хлебе…

Зажгла свечу – вдруг сердце встрепенулось, 
Напомнило лишь мне о том,
Когда в войну мы вместе с мамой
Сидели за коптилочкой вдвоем.
Мечтать о многом не хотелось –
Ведь жизнь была горька и горяча.
Лишь изредка ребенком мечтала я о хлебе,
Покушать хлеба досыта с утра! 
Мне мама говорила часто, 
Что до войны мы жили хорошо – 
Что ели масло, сало ели, 
Сметану кушали и все…
Я не могла поверить в это,
Хотя совсем я маленькой была,
А в сумерки вечерние коптилка
Единой спутницей для нас была.
Вдруг голос Левитана – громкий, звонкий, 
Нам сводку с фронта передавал,
Как будто гром вливался в души наши, 
На подвиг человека призывал.
И люди жили только для победы,
Трудились так, что словом не сказать!
Отдали все, чтобы Победа 
На нашу землю с радостью пришла.
Вот 50 и 70 со дня Победы,
Но сердце неспокойно вновь и вновь,
А взрыв и пули в воздухе свистели? 
Я не могу поверить в это,
Как допустили до того,
Что вновь солдаты гибнут, 
Виновных нет здесь никого? 

Нина Ксенофонтовна Гребелкина